Читать интересную книгу "В джунглях Москвы. Роман - Пётр Фёдорович Алёшкин"

id="id154">

4

Под утро она проснулась от тяжести во всем теле. Было темно. Галя чувствовала, что Иван лежит рядом. Облегченно выдохнула: сон приснился ужасный. Будто была она на обходе и напали на нее хулиганы, а тут Иван прибежал, отбил ее, но хулиганы посадили его в тюрьму. Скверный сон! Что же так все тело болит? Неужели она напилась вчера? Где они были с Ваней вечером? – стала вспоминать. Но ничего не вспоминалось. Она обняла Ивана, прижалась к нему и потихоньку прошептала: «Ой, тяжко как!» – «Спи, спи!» – пробормотал Егоркин, отворачиваясь. Раньше он ее на грудь к себе укладывал, не отворачивался, если она ночью просыпалась. Где же они вчера были?

– Ванечка, почему ты маленький стал? – прошептала она сонно.

– Усох, спи!

– Ну и спи! – легонько толкнула она его в спину, отвернулась и уснула.

Проснулась, когда было уже светло. Ощущала она себя так, будто ее всю ночь палками били. Лежала спиной к мужу, чувствовала его теплую ногу. Шевелиться не хотелось. Снова вспомнился скверный сон. «О, Господи!» – пробормотала она и сказала вслух.

– Ваня, мы не проспим?

– Нет, – буркнул он хриплым, чужим голосом и обнял сзади.

Галя увидела его руку на своей груди и тряхнула головой. Рука была не Ивана. Померещилось, что ли? Она повернулась к мужу и отшатнулась, отскочила к стене. Ее обнимал Борис. Еле сдержалась, чтобы не завизжать.

– Что с тобой? – испуганно вскрикнул Борис.

Испуг его остановил Галю. Она закрылась одеялом.

– Что с тобой?.. То ты нежная… и вдруг? – Он привстал, протянул к ней руку, хотел погладить.

Галя отползла, спряталась за одеяло, лихорадочно думая: сон это или нет? Что произошло? Почему он здесь?

– Я же люблю тебя… ты сама захотела… Сказала, чтоб я остался ночевать, я хотел уйти…

Галя с ужасом качала головой, вспомнить вчерашний вечер она все не могла. Вроде бы Люба была у нее.

– А Люба?..

– Люба ушла… А меня ты попросила остаться, сказала, что страшно одной.

– А Ваня?

– Ваню мы выручим… Я же обещал.

Галя зарыдала, раскачиваясь:

– Ой, что же я сделала!.. Ваня! Ой, как тяжко!

Борис вскочил, быстро натянул брюки и помчался на кухню. Там плеснул холодной заварки в чашку, воды, смеси своей, взболтал и побежал к Гале. Она рыдала. Он погладил ее по голове, успокаивая, и поднес чашку к губам.

– Выпей, глотни, легче станет…

Зубы стучали о края чашки, Галя выпила. Выпила до дна.

На работу пришла веселая. Хохотала по любому поводу и без повода, говорила, что она пушинка, ног не чует. Техники смеялись над ней: вчера мрачная была, а сегодня раззадорилась. В приемную влетела радостная, поцеловала Любу.

– Он у тебя ночевал? – спросила секретарша мрачновато.

– Всю ночь дрых…

К вечеру снова стало плохо. Еле домой добрела – и сразу в постель. Сны тяжелые были, бредила. Утром чуточку отошла, полегче стало. Тягостно только, апатия. Лежать бы и лежать. Но пересилила себя: нужно что-то предпринимать. Побежала в магазин, передачу Ивану готовить. По пути позвонила сестре его, Варюньке. Она еще ничего не знала. Поплакала в трубку. Позвонила Маркину, думала, может, он на второй смене, но никто не отозвался. Вспомнила про Анохина, обрадовалась: Дима помочь должен. Как же ей это сразу в голову не пришло? Дозвонилась ему, рассказала. Выслушал он молча, сказал – попробует что-нибудь сделать.

Рассказала и на работе. Скрыть нельзя. Спрашивать стали, почему он не бывает в ЖЭКе.

В суете, в надеждах, в тоске промелькнула последняя неделя мая. Борис не появлялся, и Гале казалось иногда, что не был он у нее. Просто один из тяжелых снов, которые мучают ее ночами. Но Люба однажды подошла, напомнила. Сказала, что Борис разговаривал с друзьями. Они вроде бы согласны, но родители упираются, не прощают. Особенно Лев Борисович, директор ресторана. Вечером они с Борисом заглянут к ней обсудить. Борис вертушку принесет, рок послушать.

Пришли с магнитофоном, сидели допоздна. Когда ушла Люба, не помнила. Утром снова чувствовала себя скверно, охала, плакала. Не хотелось жить… Тоска, тоска! Что происходит с ней? Что с Ваней? Почему Борис здесь? Почему она лежит рядом с ним, а не летит к Ивану? Как он там? Вопросы эти разрывали сердце… Смесь у Бориса кончилась. Он вчера приказал Любе, чтобы она привезла от приятеля ампулы, записку ему написал. Ждал Любу с нетерпением, знал, что не подведет. Только бы поскорей пришла. Жалко было Галю, мучилась бедняжка! Когда услышал стук, бросился открывать.

– Принесла?

– Есть, не прыгай…

– Скорее! – потащил ее в комнату Борис.

Галя увидела Любу, зарыдала сильней.

– Что я делаю!.. Ой, дура я, как же мне плохо, ой, как тяжко! Что же происходит, что происходит?!

– Не реви, – говорила Люба спокойно. – Сейчас укольчик сделаем, успокоишься… Мне тоже не сладко. Муж на рогах ходит, домой, говорит, не пущу… – Она вышла в кухню, приготовила там все и вернулась, держа шприц вверх иглой.

– Давай руку.

– Нет, нет! – закричала Галя, закрываясь от нее одеялом. – Я не буду! Не хочу! Я уколов боюсь!

– Дура, это же успокоительный… Мучиться перестанешь, – говорила ласково Люба. – Высунь руку, а сама закройся, если боишься… Боря, подержи!

Потом они с Борисом сделали друг другу уколы.

5

Позвонили утром. Палубин на работу собирался в своей комнате. Надя на столе гладила ему сорочку. Молчали. Он морщился. Во рту было сухо и скверно после вчерашнего вечера. Почти каждый день, работал он или нет, Роман возвращался домой поздно, приезжал нетрезвым. Ночью порой подолгу сидел на скамейке у подъезда. Не хотелось возвращаться. Надя видела, что он сидит, смотрела на него в щель между шторами, плакала. Однажды вышла к нему, села рядом. Он нагрубил: спи, не спится тебе! Знала о том и Ира. Сегодня скверно было не только с похмелья. Вчера, когда он на машине возвращался домой, остановило ГАИ. То, что он пьян, видно было без анализа. Права забрали. И это уже во второй раз. Не везет. Сегодня нужно звонить, хлопотать, добиваться, чтоб только штрафом отделаться. Не дай Бог – лишат на год.

И Леонид Семенович куда-то исчез, на звонки не отвечает. В мае ни разу не объявился, и до середины июня – не слышно. У директора ресторана о нем спрашивать Роман стеснялся. Лев Борисович в последнее время раздражительный, пугливый, осторожный. Борис рассказывал, что торговых работников берут одного за другим. По Москве ходили слухи, что в Андропова стреляли, ранили. Стрелял будто бы мужчина в форме майора милиции. Костя дня три назад шепнул, что арестован Григорий Александрович: дела заворачиваются – ужас! Даже министра внутренних дел шуганули.

«Что-то будет!» – охал Костя. «Ничего не будет, – отмахнулся Роман. – Тех, кто обнаглел слишком, прижмут малость, и все по-прежнему будет». Исчезновение Леонида Семеновича беспокоило, неудобства создавало. В прошлый раз, когда права забрали, Роман позвонил ему, рассказал, и милиционер на другой же день сам права привез, извинился. Ох, до чего скверно, как голова раскалывается… Телефонный звонок резко ударил в больную голову. Роман, морщась, схватил трубку, не дожидаясь второго звонка.

– Алло, – простонал он.

– Роман? – Мужской голос был напористый, уверенный.

– Я…

– Нам встретиться нужно.

Палубин не узнал по голосу, кто звонит.

– Прости, не понял… Кто это?

– Нужно срочно встретиться, – мужчина говорил требовательно. – У Леонида Семеновича к тебе срочное дело. Жду на Калининском возле кинотеатра «Октябрь», тормознешь – сяду. Понял? Выезжай сейчас же!

– Мне на работу… – начал Роман неуверенно.

– Выезжай сейчас же, – повторил мужчина, и из трубки потекли короткие гудки.

Роман опустил ее на аппарат и тут же снова схватил, вспомнил, что права в милиции: как же ехать?.. Но ехать надо. Леонид Семенович шутить не любит.

Вел машину предельно осторожно. Не дай Бог остановит гаишник. Прав нет, перегаром со вчерашнего за версту несет. Трубка не понадобится. А без машины не найти того, кто звонил. На Калининском всегда народу до черта.